“Я поняла как люблю его, когда он ушел”, “Он словно наслаждался тем, что делал мне больно”, “Когда я собирала чемодан, он плакал и просил меня остаться, но когда я сдавалась и оставалась с ним, он переставал меня замечать”. Люди любят невзаимно. Мы видим подтверждения этому каждый день.
Одна из основных пар терминов в психоанализе звучит просто: есть объект, а есть место, которое он занимает. И второе всегда больше. В переводе на человеческий: ваши мечты о вашем любимом больше, чем он сам / чем он может дать / чем возможно. Это структура психики. Когда в Лувре украли Мону Лизу, количество людей, пришедших посмотреть на место, где когда-то висела картина, в несколько раз превышало количество посетителей, которые приходили посмотреть на картину до кражи. Людям оказалось интереснее смотреть на отсутствие картины, чем на саму картину. До кражи Мона Лиза даже не считалась особым шедевром в галерее, где она висела, не то что во всем Лувре. И тут вуаля, эффект пропажи. Сейчас даже те, кто не слышали о Лувре, знают, как улыбается Мона Лиза.
Мой преподаватель по психоанализу любил повторять, обращаясь к мужской (большей) части группы: “Если она когда-нибудь спросит тебя, почему ты ее любишь, знай – это ловушка. Она спросит: “Это потому что у меня большая грудь?”, отвечай: “Нет!!! Я не такой поверхностный”. Она спросит: “Это потому что я так много знаю про средневековую архитектуру и культуру шумеров?”, а ты говори: “Нет!”. Отвечай “нет”, сколько это возможно, и когда она поставит вопрос ребром, переведи тему на что-нибудь другое”. На этом примере стали понятными две вещи: первое, ты никогда не сможешь понять, почему ты любишь именно этого человека; второе, к концу любого определения любви, становится понятно, что оно ничего не определяет.
Мы способны наполнять события и объекты смыслом, и источник этого смысла – мы сами. Это главное, что стоит знать о психике. Способность видеть что-то или кого-то как значимое, настолько базовая, что существует в любом сознании, даже сознании простейших живых организмов. На самом примитивном уровне это дихотомия хорошо/плохо или приятно/неприятно. Даже одноклеточные передвигаются дальше от неприятных условий к более приятным. От холодного и щелочного к теплому, сладкому, оптимальному. С усложнением сознания растет и сложность смысла. Появляется способность дистанцироваться от ситуации, осознать цель, и построить стратегию. Тем не менее, смысл все равно строится где-то на базовом уровне, до рефлексии. То, что нам хорошо в одном месте, но плохо в другом – не поддается контролю сознания, это нельзя исправить просто захотев изменить отношение, и то же самое касается нашего отношения к людям.
Подвох в том, что нам гораздо легче приписать значимость, когда мы не контактируем напрямую, а мечтаем. Желание формируется на дистанции. И часто, когда желаемое оказывается близко, оно нас пугает. Это вдруг оказывается вообще не то, чем казалось в мечтах! Можно даже заметить, что мечта была более важной, чем само желаемое. Мечта выполняла функцию: она давала надежду, стимул, может быть даже давала ощущение собственной значимости. Зачем же менять предвкушение страстного романа и мечты о счастливой жизни с прекрасным человеком на пресный и тухлый “роман” с настоящим, неидеальным человеком, после которого даже нельзя будет сказать: “Мы могли бы быть счастливы”? Попытались, все было так себе. В следующий раз лучше не пытаться.
Иногда в мемуарах искусных любовниц можно прочитать, как утомительно это – поддерживать нехватку себя. Недодавать себя. Это такое искусство – распознать механизм психики и использовать его себе на пользу. В мемуарах успешных людей можно прочитать о том, как ни одно достижение не приносит удовлетворение. Разве что минут на пятнадцать. А дальше что? Дальше горькое осознание, что счастья не было и там. Можно выбрать новую цель, и снова на нее отчаянно работать, а можно отказаться от этой идеи в принципе и смириться с тем фактом, что желание чего-то другого, ощущение нехватки, будет всегда.